В августе 1991 я с другом стояла на последней линии у белого дома. Скрежеща по асфальту на нас медленно наползали железные монстры, выбрасывая облака черного удушливого дыма. Нам повезло и танки остановились, но оцепенение и ужас, лязга гусениц и протыкающий небо ствол я не смогла забыть.
Мы, юные идеалисты, вышли тогда за свободу, мы верили, что тоталитаризм падет и Россия, как и другие страны СССР, станут независимыми и счастливыми, управляемыми сбросившим путы народом и его благородными и мудрыми представителями.
Сейчас я не могу уже выйти к белому дому как в молодости... В том числе и из-за тех, кто в 91 году стоял, а может прятался, за нашими спинами, - за спинами юнцов, женщин и стариков.
Моего дядю, в начале ВОВ, почти мальчишку - белоруса, советские солдаты нашли под грудой тел расстарелянных жителей его деревни и родных, он пролежал там 3 дня пока не ушли фашисты.
Мой дедушка воевал на украинском и белорусском фронтах. Был он дважды тяжело ранен, полил землю Беларуси и Украины своей кровью, сражаясь против немецких фашистов, что бы оккупанты больше никогда не топтали эту землю.
Из-за своих ран он недолго прожил в мирное время, я не застала его...
И хорошо, что он не дожил до дня когда российская артилерия расстреливает Харьков и Киев ...
Мама услышала и заплакала. Мама - дитя войны, ее мама умерла очень рано, брата и сестру по детским домам разбросали, а маму родные выходили, и своего отца, пришедшего с фронта она не узнала...
Мелитополь... и там тоже бои...
Подростком я гостила у своей украинской родни. Я бывала в Одессе, на Полтавщине и много где еще, но помню только милый сонный Мелитополь...
Когда взрослые шли на работу сестрица вела меня к своей прабабушке в частный сектор.
Первое, что потрясло меня, была огромная осыпанная ягодами черешня на развилке дорог. Я спросила сестру, можно ли мне попробовать, "ешь сколько влезет" , сказала она, удивленно пожимая плечами.
Ее прабабушка, старушка с румяным ликом колобка, говорила на непонятном мне языке и смущенно смеялась, гладила своей огромной пухлой рукой мои бледные узкие скулы московского ребенка. Она пекла душистые плюшки и переворачивала их, побрасывая на сковороде прямо в воздухе, подмигивая мне при этом.
А потом мы собирали в гулкие ведра золотые на солце абрикосы в ее саду.
А потом ехали на море по длинной, какой-то нескончаемой прямой дороге, обсажаенной по сторонам пирамидальными тополями.
И еще я запомнила степь и ковыль, серебрянное море шелковистого ковыля, ластившегося к рукам.
Я не могу сказать что я люблю Украину, но стройные ряды тополей, огромные деревья черешни, степные просторы, веселые лучики морщин украинской старушки, запах свежей сдобы остались со мной на всю жизнь, и эта часть жизни называется Украина.
Добрая, щедрая, жаркая и гостеприимная земля,
пропитанная потом моей украинской родни,
политая кровью моего родного деда.
И снова танки катятся, ломая ветви тополей, и снова горит ковыль... Как тогда, в 40-х.
И теперь надвигающиеся бронированные махины отражаются в других расширенных зрачках другой девчонки, вышедшей защищать свободу своей страны.
И этот ужас и оцепенение студит кровь в наших жилах.
Остановятся ли танки сейчас?
Наша страна бомбит и убивает...
Я всегда голосовала против путина и этих людей из госдумы, но кто-то сделал выбор...
за меня,
предав народ России,
покрыв позором нас всех,
втоптав в кровавую грязь прах наших дедов, и победу над фашизмом...
Комментарии